Сергей Геннадьевич Круглов
Река в феврале, как рубец шва белесого,
Взбухшее чрево города обезобразила.
Шубы неба облезли, всё голо.
На Всенощной запели «Покаяния отверзи ми».
Сергей Круглов родился в 1966 г. Живет в городе Минусинске Красноярского края. Учился в Красноярском университете (отделение журналистики), работал в городской газете «Власть труду». В 1999 г. принял сан священника и ушел с литературной сцены. В 2002 г. по публикации в антологии «Нестоличная литература», суммирующей более ранние подборки в «Митином журнале», альманахах «РИСК» и «Вавилон», «Новой литературной газете», вошел в шорт-лист Премии Андрея Белого; в 2003 г. была издана книга избранных стихотворений 1990-х гг. «Снятие Змия со креста». В 2006 году новые стихи священника Сергея Круглова стали появляться в печати, на следующий год вышел первый их сборник. Лауреат Премии Андрея Белого (2008).
Как поэт, Круглов стал известен ещё в девяностых. Его стихи, порой перенасыщенные культурными аллюзиями, с которыми автор обращается более чем смело, сразу же обратили на себя внимание. При чтении возникало ощущение внезапно разверзшейся под ногами космической пропасти, в которой всё летит и кружится. То, что у раннего Красовицкого казалось уроками русскоязычного сюрреализма, у Круглова стало сюрреалистическим цветением культурных аллюзий. Эволюция от раннего Красовицкого до раннего Круглова внятная и огромная. О ней можно было бы написать отдельную большую работу. В стихах Круглова возникла та же катастрофическая, отчаянная, юродивая интонация. Но она существует в гораздо более объёмном и насыщенном поэтическом мире.
СТИХИ 2003 — 2005
ОБЩЕНИЕ СВЯТЫХ
Мы когда-то считали, что нимб —
Просто блестящий металлический диск,
Которым голова прикрепляется к доске.
Мы за чудо почитали копоть икон
И неразличимость цветов. Чудес
Мы не знали. Но произошло
Открытие небес, светолитие дня.
Как молоды оказались вы!
Раскрыв рты, мы смотрим на вас,
Как младшие братья, позабыв совок,
Из песочницы восхищенно глядят
На белозубого брата-моряка,
Пришедшего на побывку весной.
Лучистый смех, сиянье погон,
Сильные руки, вверх взмывает малыш.
Так вот что такое пурпур — живая кровь!
Так вот что есть бытие — вохра и санкирь!
Так вот что есть золото — не металл,
Но живое сгущение света! Так вот
Что такое белое !
Когда вы склоняетесь, встаете близ,
Мы забываем уныние и печаль,
Одиночество, тревогу и плен,-
Собственно, все, что и составляет предмет
Нашей слезной молитвы к вам.
26.05.2003.
ВАН ГОГ
От уха до уха — обычно
Так обозначают улыбку,
Широкую, как непередаваемая
Жажда, как небеса.
Вся история европейской
Культуры, ультрамарин и охра,
Составляет историю
Чувства: от уха
Малха до уха Ван Гога.
Святой гнев.
Мы веруем, что все стихло,
Что улеглось безумие,
Что ты, наконец, свободен
И ласково понят.
В конце концов, небо
(Ты это доказал) над Эдемом
Не глубже,
Чем над церковью в Овере в июле,
А подсолнухи сияют
В глазах райских львов.
4.06.2003
НА СМЕРТЬ ПАПЫ ИОАННА-ПАВЛА XXII
Пусть сожгут меня с мокрой соломой,
И вдова пусть заплачет навзрыд.
Рим, вдова моя, пенная Рома !
Я не избран, а ты знаменит.
Днесь ромеям отдать предстоит
Город, гордый до дрожи, до грома.
В нимбах света, летая над домом,
Я увижу, как город горит,
Как Вульгата хохляцкою мовой ,
На два «г» придыхая, шипит,
Смрадом веет от взмахов рипид,
Как пустеют соборы. И хрома
Голубого когорта пылит.
3.04. — 27.05.2005.
БЛУДНЫЙ СЫН
Так я ничьим рабом не быть старался,
Что в плен попал в земле глухонемых,
И привкус поролоновый остался
В твоих, о жизнь моя, стихах переводных.
Мне в уши ноют голоса чужие,
И не видать лица ни одного,
И я привык — теплы бока свиные,
И жаль рожков, и рабства моего.
Прошло ли двадцать лет? вчера? сегодня? —
С Тобой, лицом к лицу, стоял я зло,
И из передней, как из преисподней,
Угарной вольностью несло.
Был май лихой, и пьяный и зелёный,
И Ты в дорогу мне конвертов передал,
Но я тогда не верил в почтальонов
И стиль эпистолярный презирал.
А здесь… хватает мне труда дневного,
Чтоб по навозу вилами писать,
И не припомнить мне ни улицы, ни дома,
И нет слюны, чтоб марку облизать.
Всё так, как есть; лишь иногда, ночами,
В воды стекло стоялое гляжусь,
И сединой, и горем, и глазами
Я на Тебя похожим становлюсь.
В РОЖДЕСТВО БОГОРОДИЦЫ
Mein Land, nicht von lichten.
Rilke
Уж в полях картошка собрана,
Даль осенняя темна.
Мы сидим с тобою, деточка,
У осеннего окна.
— Лужи чёрные, бездонные,
Слякоть-плакоть, скоро снег…
— То, что в этих лужах чёрное —
В небе светлое, как смех.
— В лужах — листиков насеяно,
Грузовик плывёт по ним…
Неужели листья мёртвые
Светят золотом таким?
— Разве, детка, это листики?
Блик да блик, горят во мгле:
Это свечки храмов Китежа
Отражаются в земле.
— Что так густо дождик сеется,
Тихо-тихо, льёт да льёт?
— Это — слёзы Богородицы,
День рожденья у Неё.
— Кто же плачет в день рождения?
Там ведь гости за столом,
Там и смех, и поздравления,
И подарков полон дом!
— Что же, плачут и от радости.
Век — слезам, потехе — час…
Это плачет Матерь Божия
Оттого, что видит нас.
Как с тобой сидим мы в сумерках,
А окно — синей, темней…
— Но ведь мы же — там, на празднике?
— Да, мы там. Мы тоже с Ней.
ВЕНЧАНИЕ
Латунные венцы с подкладкой бархатной,
Потёртые, — три круга пронести;
Вино в корце, в окне, в февраль распахнутом,
И в водоносах каменных шести.
И серафимы пламенные выросли,
И гулко на сердце, и руки не разъять,
А трио в унисон на левом клиросе
Исайю призывает ликовать.
От каменей честных — святой, летающий
Под куполом невидимый огонь,
Тепло свечей, двух равномерно тающих,
Священника сутулая фелонь.
Качнулся храм, и день сместился, скошенный -
Против теченья двинулся, плывёт
Льняной рушник, двоим под ноги брошенный,
Как ледокол, проламывая лёд.
Зиме конец! И, странствуя меж льдинами,
Пристанем к берегу, потонем ли в ночи,
Но, плоть одна, с тобою триедины мы,
Как отроки в пылающей печи.
КРЕСТНЫЙ ХОД НА ИЛЬЮ ПРОРОКА
Кто способен молиться ногами,
В крестный ход с нами вышел в поля.
Режет небо молитва над нами
И клубится сухая земля.
О презрение чистого духа,
О брезгливость, в надменьи таком,
К глине, ейже не сделаться пухом,
Унавоженной щедро грехом!
Погоди! Вот у края дороги
Остановимся, — хрип, пузыри,
Шила в спинах, истёртые ноги, —
Вот попробуй тогда говори!
Станут в круг, задыхаясь, старухи,
Серый батюшка возглас подаст, —
Что ж замолкнул ты, дух тугоухий,
Ум без мозга, мерцанье без глаз?
Что, пытаешься? Рылом не вышел.
Только тот с этой речью знаком,
Кто запевы акафиста движет
Пересохшим, как жизнь, языком,
Не о высшей зовёт благодати —
Все о жажде зовет, о еде,
Все о трате, тщете, об утрате,
О себе, о суде. О дожде.
Мы тут, в России, вечно, —
Молимся ли, ругаемся ли, поём, —
Говорим: «Мы».
Вместе нам легче, теснясь,
В своем окаянстве перед Тобой быть,
В своих грехах рыдать, звать,
Слепнуть
В Твоей сияющей тьме.
Мы!..Кто такие: «Мы»?
Мы — подросток на костылях,
Пришедший в райцентре в храм
Поживиться на пиво десяткой-другой,
Да так и замерший, как муха в янтаре,
Перед раскрытыми Царскими Вратами,
В грозном светолитии Твоих икон.
НЕДЕЛЯ ВСЕХ СВЯТЫХ
Эй, парень!
Ты что, уснул там, в окопе? Что ты
Уткнулся невидящим лицом в грязь?
Ты что там, устроился жить,
Медленные минуты тянуть,
Есть эту глину, сосать червей,
Примерять сапоги мертвецов?
Окоп — не жильё, парень,
Окоп — это место войны!
Самое опасное в этой войне —
Затишье между боями:
Трава на бруствере, стеклянное небо,
Неподвижность берез, провисанье жаворонка,
Божья коровка на щеке, слипание век,
Обманчивая тишина.
Эй, очнись! Видишь — скоро
Снова начнут!
Видишь — мы здесь до тебя воевали,
Два батальона здесь положили мы,
Мы отстояли высоту, отбросили танки,
Фланги укрепили и наладили связь, —
Тебе совсем ерунда осталась!
Смелее, мы здесь, мы с тобой.
Держи мою винтовку, солдат, целься верней.
День Всех Святых — сиянье войны и парада.
Иконостас — не глухая стена: могучий
Воинский строй, а нимбы —
Золото нашей крови, пролитой
За неотвратимость победы.
ОТЧЕ НИКОЛАЕ
Говорят, что на небе все молоды,
Что в раю нету счета годам.
Отчего же ты, отче Николе,
Старым дедушкой видишься нам?
Легкий кашель, морщины, залысины,
Жест святителя, свет, чистота, —
Да, и старость прославлена в Истине,
Как и детство, легка и проста.
Мир без тени, лазурный и розовый,
Белобровый внимательный взор,
Белый саккос, льняной и березовый,
Мирликийский златой омофор, —
Образ вешний твой, церковка тесная, —
Сколько пролито слёз и соплей!..
Деды внуков лелеют и пестуют,
Как не пестует мать сыновей.
В нас уже не отыщешь смирения,
В нас уже не осталось любви.
Покалеченные поколения,
Дети блудные, внуки — твои.
Ты над нами, страстями болезными,
Держишь меч защищающий свой
Не за крыж, как палач, а за лезвие
Узловатой, сухою рукой.
Человекам дорога накатана:
Предстоит всем умрети — и суд.
И чему ты, душа, нас сосватала?
Где найдём мы последний приют
Что присудится — то не изменится.
Но ты нас не забудешь и там,
И дарить будешь золото девицам,
И являться в пути морякам.
*****
Прости, что сердце не хранил я целым,
Что всё проспал, что жизнь считал я сном,
Прости добро, которого не сделал,
Прости мне грех, который мнил добром,
Прости, что не Тебе я в жизни верил,
Но той мечте, какой на свете нет,
Прости, что я в молитве лицемерил
И за Тебя додумывал ответ,
А не простишь — приму и смерть в огне я,
Но только вот сейчас не уходи!..
Дитя торгуется, и в пол глядит, не смея
Глаза поднять на Свет, что впереди.
РАДОНИЦА
Взмах кадила — и двинулись
Мраморные облака, кипенные надгробия,
Прошлогоднее все сожжено, чистое
Постелено, лития ликующа,
Врата открыты, и жизнь жительствует.
Почему говорят, что нельзя есть на кладбище?
Почему бы нам не сесть за стол с усопшими?
Ничто так не единит, как любовное преломление
Хлеба! Небо —
Синий край белой скатерти,
Передайте мне хлеб, пожалуйста,
И это вино, с горькими травами.
Пасха нетления, мира спасение.
РОССИЯ ПЕРЕД ВТОРЫМ ПРИШЕСТВИЕМ
Не раскаянье — сплошь окаянство.
Но чего-то, упорствуя, ждёт,
Беспробудным спасается пьянством
И терпением русский народ.
Чем сберечь нам жестокую выю,
Подходящим к последней черте?
Детской верою: нас не чужие
Будут русских судить на Суде.
*****
Тридцать восемь лет расслабленный,
Жизни клейкая вода,
Суета людей и ангелов
У купальни Вифезда.
Это золото терпения
Сильным вам не оценить,
Хлеб святого невезения
Вам зубастым не вкусить.
Затолкали, не заметили —
Что ж, дорогу молодым !..
Неудачники, свидетели
О Христе пред веком сим.
